(Записано с особенностями разговорной речи)

А. Г.: - Если не прав буду, Вы меня поправьте сразу. У меня сложилось впечатление, что где-то за последние года три на Ваших концертах Вы перестали смеяться вместе с залом. Это обманчивое впечатление? То есть раньше Вы искреннее говорили: сейчас мы с вами вместе посмеемся; смотрите, что у меня еще есть. А сейчас зал смеется, а Вы какой-то грустный.

М. З.: - Я это не анализировал, не могу ответить на этот вопрос. Может быть, вполне. Потому что вообще градус грусти прибавился, конечно. От того, что творится вокруг, самому смеяться не хочется. Но других посмешить – еще ладно, а самому совсем неохота.

- Ну, смех защитная реакция организма же. Вы сами говорили, что если не смеяться, то выживать как-то сложно получается.

- Организму трудно приказывать смеяться. Нельзя заневолить организм в этом смысле. Я сам вообще легко откликаюсь на юмор. Когда другие шутят, я смеюсь до сих пор.

- А власть наша живет в параллельном мире от нас, и когда она с нами не пересекается,  то как бы и хорошо. Как только они начинают с нами пересекаться, людям не особенно хорошо это ощущать. И в принципе, как показывает практика, их можно обвинять, их можно критиковать, все что угодно с ними можно делать, они на это вообще не реагируют. Но когда  начинаешь высмеивать, когда над ними начинаешь смеяться, они очень болезненно к этому относятся.

- Это не совсем так. Я над властью шучу давно. И с тех пор как я перестал работать с Первым, со вторым и с большими каналами, которые вырезают практически все опасные шутки и ушел на РЕН ТВ, острые шутки стали сохраняться. Ни разу я от власти не получал никаких «обидок». Ни разу не получал замечаний.