Евроутилизация жизни

Когда полтора года назад зоопарк Копенгагена пригласил детишек на казнь и вскрытие тела жирафа Мариуса, по России прокатилось невиданное цунами возмущения. 

А сегодня, когда в зоопарке датского городка Оденсе на глазах у школьников проводили вскрытие льва, отклик нашей публики оказался много спокойнее: негодование сдержанно бурлило, но былого ажиотажа и близко не было. И это радует! Сейчас объясню.

Ещё недавно большинство граждан нашей страны на вопрос, европейцы ли они, ответили бы, как в школе учили: «Да, конечно, мы — европейцы!» Даже на Чукотке так отвечали, хотя где Европа — и где Чукотка… 

Сегодня ответ далеко не всегда будет однозначным. Не только из-за опытов на несчастных животных, конечно, хотя истории эти тоже вносят свою лепту в восстановление нашей травмированной самоидентичности. Ведь для человека нашей цивилизации выглядит странной утилизация живого: человека, жирафа, льва, пусть даже ёжика. Для психики же современного европейца утилизация живого — это нормальное технологическое решение.

Как в Дахау технологично решали вопрос с лишними человеческими жизнями, так же в Дании сегодня решают вопрос с жизнями излишне расплодившихся животных в зоопарке. 

Как в Европе 40-х годов прошлого века перед утилизацией людей у них конвейерным способом вынимали золотые коронки, чтобы ценности не пропали, так и в зоопарках Дании из расчленения утилизированных животных извлекают прибыль, продавая детям билеты в этот «анатомический театр».

Выгодно «утилизировать человеческий материал» в рамках русской цивилизации никогда в сознании не укреплялось, несмотря на то что в непростой истории нашей страны повстречаться со смертью можно на каждой странице. Была ненависть, была жажда мести, было много сильных чувств, но зато это были чувства, а не равнодушная служба технологиям.

Картина с животными у нас тоже совсем иная. Принято у наших крестьян в деревнях на дворе свинью резать, а среди мусульман — публично барана на Курбан-байрам жертвовать. Но происходит это не ради некрофильской утилизации жизни с попутным удовлетворением любопытства за деньги. У нас животные если публично и погибают, то без специально направленного детского внимания. И ради продолжения жизни человека в её буквальном или сакральном, символическом смысле. К другому наша психика не готова, включая детскую. Потому так дико выглядят для нас технологические процессы в датских зоопарках.

Только малообразованный технологичный человек может полагать, будто мотивы действий человека не важны, и что сравнивать можно одни лишь результаты. 

На самом деле мотивы гораздо важнее, и именно принятые в обществе мотивы поступков отличают друг от друга страны и цивилизации, находящиеся на разных ступенях развития. А вовсе не количество айфонов на душу населения.

Когда-то технологичные ужасы Дахау стали возможными потому, что часть Европы растоптала христианскую часть своего сознания. Пока христианство удерживало узду на варварстве, эта цивилизация дарила миру хоралы Баха и фрески Микеланджело. 

В последний век европейское сознание сбрасывает с себя такую культурную связь и проявляет всё большую склонность к технологической некрофилии. 

Конечно, в психике далеко не каждого европейца можно сегодня увидеть признаки деградации. В Европе ещё много людей, которые пытаются сохранить ценностные ориентиры жизни и развивать их. Однако если говорить о динамике процессов внутри европейской цивилизации в целом, то очевидна также и её неспособность вернуться к своему варварскому «детству».

Варварство соседней с нами цивилизации было ярким, живым и естественным этапом её развития, отжившим своё и умершим в далёком прошлом. И потому в европейском сознании происходит сегодня, как видно это и на примерах с публично расчленяемыми животными, всего лишь красиво обставленное возвращение к трупу.

Кирилл Светицкий