Грандиозная мистификация евроювеналов в России. Беседа 4..

Поделиться:
26.09.2014

Насилие в семье - это грандиозная мистификация ювенальщиков. Юридическую оценку этому новому понятию в правовом поле России дает эксперт Центра правовых экспертиз и законопроектной деятельности Елена Тимошина.
Беседу ведет правозащитница, руководитель Центра социальной информации "Семья и мир" Анна Кисличенко.

Анна: Здравствуйте. Сегодня мы опять будем говорить об угрозах российской семье, о законодательных угрозах, и я очень рада приветствовать здесь Елену Михайловну Тимошину, эксперта общественного Центра правовых экспертиз и законопроектной деятельности.

Елена: Здравствуйте.

Анна: Елена в свое время была тем самым первым  человеком, который обратил внимание на законопроект "О профилактике семейного насилия". Мы, правда, не знаем, в каком виде он существует в настоящий момент, потому что он нигде не вывешен. Это тот самый законопроект, который президент Путин не далее как месяц назад отказался подписывать. И появился он вообще в нашей стране в 2011 году, когда Министерство иностранных дел, как я читала в Вашей статье...

Елена: Да, Аня, это был не законопроект, это был проект конвенции о защите женщин и детей от домашнего, семейного и бытового насилия. Он случайно попался на глаза и заставил задуматься. И очень многие элементы этой конвенции, дух, смысл этой конвенции нашли отражение в том законопроекте, о котором мы сегодня с вами будем говорить, поэтому я не о законе говорила в тот момент, а именно о проекте конвенции. Актуальнее сегодня поговорить об этом законопроекте.

Анна: Да, насколько я помню, в 2012 году уже появился некий законопроект именно о профилактике и предупреждении семейного насилия, и, в общем, он претерпевал какие-то изменения, то появлялся, то исчезал. И сейчас конкретно Совет по правам человека в лице Михаила Федотова приносил его подписывать президенту. Проект нигде не был обсужден, с его текстом нигде невозможно было ознакомиться, и президент сказал, что семья - это тонкая сфера, что нельзя, чтобы законопроект являлся поводом для вмешательства чиновников в такую тонкую сферу как семья, и поэтому проект нужно доработать. Мы даже не можем сказать, что именно президент имел в виду, потому что никто этот законопроект не видел.

Елена: Да, вы правы, его нет полностью, потому что официальные поиски законопроекта не принесли никакого результата. Пришлось потратить много сил, чтобы найти его текст. Наверняка, его не показывают общественности, потому что там много спорных моментов. Настолько много, что если бы общественность имела возможность прочитать, ознакомиться с этим законопроектом, то обсуждений было бы гораздо больше, чем в настоящий момент. Тем не менее, надо благодарить президента за то, что он призвал людей к общественному обсуждению этого законопроекта, то есть к участию в законопроектной деятельности.

Анна: Но его предложение не было услышано, то есть законопроект по-прежнему отсутствует в доступе. Более того, мы знаем, что 15 августа были внесены изменения в постановление Правительства, что теперь федеральные службы и ведомства могут не выносить законопроекты на общественное обсуждение. То есть теперь законопроекты, касающиеся семьи, о которых еще 2 года назад президент говорил, что они должны проходить обсуждение и приниматься обществом, можно вообще не выставлять.

Елена: Это можно рассмотреть как уход от принципа демократии, потому что власть по Конституции принадлежит народу, то есть единственный источник власти в Российской Федерации, согласно действующей Конституции, является народ. Поэтому, почему бы народу не анализировать, принимая законодательство, потому что это касается непосредственно его прав, и для того, чтобы, может быть, остановить принятия каких-либо норм, которые будут нарушать права граждан, права людей в государстве. Поэтому, это поспешное необдуманное решение, которое, возможно, необходимо оспорить.

Анна: Да, я надеюсь, что мы разработаем какую-то процедуру, чтобы оспорить эту ситуацию в принципе, потому что мы и так играем в достаточно темную игру. И то, что предлагается

сейчас правительством - просто родители в такой темной комнате, которые не знают ничего, что происходит, какие законы принимаются, какие нормы, и извините, пожалуйста, вы виноваты. Не далее как вчера я смотрела английский сайт, портал "Наказание без преступления". Это те родители, которых лишили детей. Таким образом, наказали их, их детей, и эти люди не понимают, в чем они виноваты. Это та самая темная комната, когда ничего не ясно, ничего не понятно. Это происходит не только у нас, это особенности ювенальной системы, и нам нужно этот барьер каким-то образом пробивать.

Елена: Мы обязательно коснемся этой темы даже применительно к этому законопроекту, потому что кое-какие элементы этой системы мне, например, очевидны в этом законопроекте.

Анна: Вы можете рассказать об этом поподробнее? И потом еще коснемся того как на мой взгляд совершенно неэтично используются цифры, если уместно говорить вообще об этике, ложные цифры статистики применительно к этому закону.

Елена. Во-первых, в пользу целесообразности принятия этого закона говорят цифры официальной правдивой статистики. Основным моментом, который используется в качестве аргументации актуализации принятия закона является утверждение о том, что в России высокий уровень семейного насилия, насилия в отношении детей и женщин. И приводятся невероятные цифры. На самом деле, мы можем констатировать, что уровень семейного насилия, например, в отношении детей, то есть преступлений, сопряженных с насилием, совершаемых родителями, в 2013 году находится на отметке менее 12%. То есть более 88% - это насилие несемейное.

Анна: Которым никто не занимается особо.

Елена: Им занимается наше государство, но об этом не пишутся законы. Законы профилактики несемейного насилия не отрабатываются. Почему-то все говорят о необходимости принятия именно закона профилактики семейно-бытового насилия, хотя уровень его в структуре преступности в отношении тех же детей гораздо ниже, менее 12%. Это при том, что несколько лет назад уровень такого насилия был 9%, не более 10%. Чем вызван этот рост? За последние 5 лет наблюдается во многих регионах России искусственная криминализация родителей за те деяния, которые раньше традиционно относились к воспитательным мерам. Я имею в виду подзатыльники, шлепки по попе и т. д. Такого физического воздействия на детей, которые не причиняют вред здоровью. Если раньше эти деяния не попадали даже под 116 статью «Побои», либо 117 – «Истязания», то сегодня в рамках региональных пилотных проектов об усилении борьбы с насилием в отношении детей, эта практика действует. И уже мы видим, что уголовные дела в отношении мам и пап, которые не знают, как справиться с ребенком, склоняющимся к девиантным поведениям, и применяют к нему меры физического наказания, эти родители становятся преступниками, их осуждают по 116, 117 статьям. При том, что закон не менялся, УК как был в этих статьях, так и остался. Изменилась правоприменительная практика. И это заставляет задуматься. Это искусственная криминализация, когда речь идет о положительных родителях, не о маргиналах, алкоголиках и наркоманах, которые применяют насилие в воспитательных целях. Я не оправдываю то, что они делают, но я говорю, что нельзя применять к ним такие жестокие меры. Тем не менее, они были применены, люди стали официально преступниками, и число случаев семейного насилия в отношении детей увеличилось. Но каковы эти цифры? За 2009-2013 годы число случаев семейного насилия увеличилось на тысячу. Было 4 тысячи с небольшим, сейчас - более 5 тысяч.

Анна: Если такой закон принимают, и есть ли в понимании, мы знаем как это происходит в других странах, и об этом уже многократно говорилось и у нас, в понятие насилия входит не только подзатыльник, а это психическое насилие, эмоциональное насилие, посмеяние, например, экономическое насилие, естественно факты физического насилия сексуального мы понимаем, и так называемое пренебрежение нуждами. Мы можем ожидать, что скажут о

принятии этого закона те родители, которые попадут в эту статистику, их количество может увеличиться в разы.

Елена: Вы правы. Более того, проект этого закона пытается ввести такое новое понятие семейно-бытового насилия, элементами которого будут не только физическое, психическое, сексуальное насилие, но и психологическое и экономическое насилие. Новые категории насилия, которые сегодня не попадают в сферу правового регулирования, потому что это оценочные категории и очень сложно эти категории выявить и установить, то есть существование их истинное. Что значит психологическое насилие? Мы знаем, в этом законопроекте указано, что одним из примеров психологического насилия является деяние, ведущее к нарушению психологической целостности. Что это такое?

Анна: Очень субъективно.

Елена: Очень субъективное, расплывчатое понятие. Или, например, угроза совершения насилия в отношении домашних животных.

Анна: Угроза. Об этом хотелось рассказать, потому что поскольку я читаю на английском, я просматриваю ресурсы американские, английские, и люди кричат "Караул!", потому что они говорят, что нам инкриминируют риск психологического насилия, то есть саму возможность, которой еще нет. И, кстати, в Великобритании уже задействованы люди на уровне Парламента, у них уже парламентарии выступают и открыто говорят, что это большая проблема - проблема закрытости всей системы. В частности, Лорд Хемминг говорит, что проблемы начались с тех пор, когда в законе о детях и их благополучии появилось это психическое насилие.

Елена: Психологическое. В нашем проекте есть психическое, оно сегодня подпадает под действия УК. То есть если к человеку применяется психическое насилие, это является одним из видов уголовно наказуемого насилия, а это новый вид насилия - психологический. Чем оно отличается принципиально? Тем, что в случае психического насилия имеются серьезные последствия, и их можно установить. В случае психологического насилия никаких серьезных последствий ни для психики, ни для личности человека не предполагается, поэтому в принципе любой человек может заявить, что "вы на меня косо посмотрели, поэтому я испытываю дискомфорт, я воспринимаю ваше поведение как психологическое насилие по отношению ко мне". Вот в чем разница.

Анна: Понятно. Я читала недавно заключение о проведении рейда комиссии по делам несовершеннолетних в Москве за полугодие, мне очень "понравилась" такая фраза: "Была выявлена гражданка С., мать ребенка К., которая не развивала его физически, психически, нравственно и духовно". Ребенку 1 год. Это комиссия по делам несовершеннолетних города Москвы.

Елена: Что касается западного трактования этого понятия, ведь в понятие психологического насилия входит запрет несовершеннолетним совершения каких-то действий, которые с точки зрения взрослого человека недопустимы. Вот запрет выходить ночью гулять на дискотеку - это уже психологическое насилие. Запрет пользоваться интернетом в любой момент или какими-то сайтами - психологическое насилие. Критика ребенка за плохое поведение - это психологическое насилие. То есть перечень возможностей огромный.

Анна: Мы имеем возможность соотносить ситуацию с тем, как это уже применяется на Западе. Недавно мне звонила женщина из Норвегии и рассказывала случай о том, что ребенка в школе спросили: "Чего ты хочешь?" Он сказал: "Я хочу лошадь". "А мама с папой тебе не дают лошадь?" Он говорит: "Нет, мы живем в квартире". Ребенка забрали на ферму из семьи против его желания, против желания его родителей, и он живет, ухаживает за лошадьми.

Елена: Кстати, еще интересный момент. В понятие психологического насилия, согласно этому законопроекту, входит такое новое понятие как "преследование" - поиск встречи, общения с человеком, а если учесть, что он член твоей семьи, то сама постановка вопроса странная.

Почему я, как жена или мама, не могу искать встречи со своим супругом или ребенком? Это уже преследование как форма психологического насилия. Совершенно непонятно.

Анна: Мне кажется странным, что Совет по правам человека вообще продвигает эту античеловеческую норму.

Елена: Я очень надеюсь, что они не будут ее продвигать. Просто они рассматривали этот законопроект, но увидев в нем столько невероятных вещей, столько нарушений прав человека, я надеюсь, что они будут первыми, кто воспрепятствует его продвижению. Кроме того, продолжая тему насилия, которая вводится именно этим законопроектом, есть интересное понятие сексуального насилия. Как пример. Сексуальное насилие сегодня у нас регламентировано в УК. Все, что перечислено в нем в понятии сексуального насилия, защищается УК. Тем не менее, в этом законопроекте вносится это понятие, и у меня возникает параллельно вопрос. Вероятно, что законодатель знает, что УК защищает людей от любого насилия. И в данном случае, если человек совершил преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетних, никакой субъект профилактики семейно-бытового насилия не пойдет в суд за предписанием, а пойдет в полицию, и этого человека необходимо уже арестовывать, а не выносить ему судебное предписание, как предусмотрено в этом законе. Здесь же пытаются внести новое понятие, новое представление сексуального насилия, которое будет "до правонарушающего". Иными словами, например, призывающий взгляд моего мужа в отношении меня я могу уже воспринимать как сексуальное насилие. Или, скажем, его настойчивое предложение выполнить свой супружеский долг я также должна воспринимать как домашнее насилие. То есть это новый уровень насилия, потому что существующий прекрасно регламентирован Уголовным Кодексом, а в отношении этого насилия предлагается другой механизм профилактики противодействия. Субъект профилактики обращается в суд, который выносит предписание обидчику. Понимаете, что произойдет в результате? Разрушение семьи. Никто не будет желать выйти замуж, жениться, потому что зачем лишние проблемы человеку, когда именно в сфере семейно-бытовых отношений возрастают риски быть привлеченным к ответственности.

Анна: Я замечу, что та версия закона, которую я читала, была представлена такой дамой Мари Давтян, юристом консорциума женских неправительственных организаций. Это такая НКО, представляющая интересы феминисток, которые, как мы сейчас понимаем, рулят и в Совете Европы, и Европарламенте. То есть эти феминистические законы сейчас в тренде, поэтому удивляться тут нечему. Я хотела бы еще затронуть такой момент, что параллельно уже принят закон о социальном обслуживании, и с 1 января вводится такой институт как социальные инспекторы. Это люди, которые будут призваны инспектировать у себя на участке. Раньше у нас был такой участковый милицейский, он смотрел за ситуацией в области бытовых правонарушений. Социальный инспектор - это что-то другое, они тоже выявляют, но найдя какую-то проблему, должны этой семье организовать поставщика социальных услуг. Это может психолог, какое-нибудь медицинское учреждение и т. д. Этот закон о профилактике семейного насилия, как говорят эксперты, переводит частное обвинение в публичное. Фактически социальный инспектор может прийти в семью и сказать: "Я вижу в вашей семье насилие". То есть не надо, чтобы кто-то добровольно заявлял о том, что у нас проблемы, помогите нам, пожалуйста. Социальный инспектор приходит и, пользуясь этим публичным обвинением, говорит: "Все, давайте, полиция, принимайте срочные меры по обеспечению такого-то ребенка по защите его прав". Просто потому, что он так решил.

Елена: Но это грубое нарушение частной и личной неприкосновенности, неприкосновенности личной жизни и вмешательство в семейную жизнь, потому что сфера семейной жизни охраняется семейной тайной. И что происходит в моих взаимоотношениях с семьей, например, с мужем, только я могу оценить как правильно или неправильно. Очень много случаев, когда семейный дебошир поссорился с женой, нанес незначительные побои, она обращается в полицию, а на следующее утро она приходит, забирает заявление и говорит: "Вы

знаете, мы помирились, я сама была виновата в этой ситуации, я его спровоцировала, поэтому я вызвала полицию. Но я уверена, что мы решим эту проблему. Я его люблю".

Анна: Феминистки говорят, что все жертвы насилия склонны считать себя виноватыми во всем, поэтому они забирают это заявление. А на самом деле насилие есть, надо эту женщину защитить и помочь ей в повышении самооценки, пусть даже ее муж проведет следующие 8 лет в тюрьме независимо от ее воли.

Елена: А как же любовь, прощение, милосердие - то, на чем всегда основывалась российская семья? Как же без этого? А что касается феминисток, я хотела бы задать вопрос: почему же они не ратуют за подобное введение усиления ответственности не в сфере семейных, а в сфере иных отношений? Почему семья подвергается столь тщательному вниманию?

Анна: Мы можем только догадываться.

Елена: Если ты не хочешь быть в семье, не хочешь быть замужем - разводись. Это твое право. Правильно? Вот решение проблемы.

Анна: Они хотят получить еще право влиять на другие семьи.

Елена: Совершенно недопустимо. Здесь каждый человек имеет право самостоятельно решать, как ему поступать в сфере своих семейных и личных отношений. Анализируя этот законопроект, я хочу коснуться понятия семейно-бытовых отношений как основания для выявления семейно-бытового насилия. Семейно-бытовыми отношениями, согласно законопроекту, является не только отношения между супругами и членами семьи, которую связывает общий быт, но и всеми бывшими супругами, всеми бывшими членами семьи, которые с тобой когда-либо имели общий быт. Это касается не только разведенных мужчину и женщину, это касается родителей, бабушек и других родственников. Получается, что особый дамоклов меч висит над всей семьей. К чему это может привести? К разрыву в семейных связях, к разрыву межпоколенных связей. Зачем я, внучка, буду навещать бабушку, когда бабушка может поставить меня в такую ситуацию, или бабушка окажется в такой ситуации, когда ее обвинят в каком-то психологическом насилии, давлении. Она не придет к внуку, внук не придет к бабушке. Другая ситуация может быть, что бабушка скажет: "Ты, внучок, в отношении меня проявляешь психологическое насилие, потому что не даешь мне денег". Или не даешь мне право пользования каким-то имуществом. Представляете, насколько семья окажется под угрозой, если мы введем это понятие? А потом, широка сфера для коррупционных манипуляций, для давления над людьми. Вот если мы учитываем оценочные категории, любой человек может заявить в суд, сказать, что он жертва семейно-бытового насилия, для того, чтобы получить деньги с человека, который его якобы обидел. Это только в межличностных отношениях. А если мы говорим об органах? Если вопрос стоит о возможности жить с ребенком в семье, оставить себе ребенка, чтобы сохранить семью? Если мы говорим о том, что согласно этому законопроекту жертва семейно-бытового насилия помещается во временный приют, оплачивать который должен родитель, либо член семьи, который виновен в этом насилии, при том, что виновность не доказана ни в суде, нигде. Органы, которые будут этим заниматься, в том числе НКО, имеют право быть субъектами выявления семейно-бытового насилия. Ничто им не мешает иметь частные приюты, которые будут получать деньги за счет нахождения жертв в этих приютах, и они будут заинтересованы увеличить число людей, которые живут в этих приютах.

Анна: Вы абсолютно правы, и более того, мы это имеем, к сожалению, уже не только в этом законопроекте, который еще проект. На днях глава Департамента социальной защиты Владимир Аршакович Петросян сказал, что расширяются службы выявления, и теперь он приветствует тех, кто будет ходить по соседям, приходить на детские площадки и узнавать о тех семьях, которые не отвечают на звонки социальных служб и будут их подвергать особому вниманию. Я, например, не хочу контактировать ни с какими социальными службами, у меня нет никаких оснований для того, чтобы пускать их на порог, и я воспользуюсь свои конституционным правом. Естественно, каждый человек проецирует любую ситуацию на

себя, на свою жизнь, и я когда читаю о таких инициативах нашего Департамента социальной защиты, я понимаю, что у нас растет тенденция к созданию общества доносительства. И самое интересное, что, например, наши западные эмигрантки, матери, ввели термин "работник СС". "Работник СС" - это работник социальной службы, а социальная служба - это "орган СС". И они называют свое общество обществом страха. Они говорят: "Вы не представляете, как все боятся". Это наше будущее?

Елена: Мы не хотим жить в таком будущем, однозначно. А что касается доносительства, в законе описан этот механизм элементов ювенальной юстиции, государственного патроната семьи, который действует за рубежом, по чаяниям которого десятки-сотни тысяч детей в Европе изъяты из семьи. Когда социальный работник, в данном случае субъект профилактики, который может быть НКО помимо государственных органов, может подать в суд с заявлением о том, что, по его мнению, конкретный человек, в том числе несовершеннолетний, является жертвой насилия, бездоказательственно, на основании его субъективных оценок. Причем в данном случае недееспособного, несовершеннолетнего согласие жертвы не нужно. Вы представляете? Ребенок любит своих родителей, он воспринимает отношения нормальными, он не хочет ничего менять, но кто-то говорит ему, что он жертва, и включается такой механизм, как на Западе, так же как государственный патронат семьи. С этого момента до вынесения окончательного решения суд изымает ребенка у родителей на 15 дней. Мало того, что родители должны оплачивать содержание ребенка в приюте, так еще родителю запрещается преследовать ребенка, то есть искать с ним контакт. Он абсолютно лишается возможности установить нормальные отношения, помириться, если даже что-то было, поговорить с ребенком. До момента вынесения окончательного решения субъекта профилактического предписания. Это очень возмущает. Мне кажется, это тоже грубое нарушение прав человека.

Анна: Вообще, это все страшно, честно говоря. Меня поражает насколько легко можно фальшивить, аргументируя и приводя статистику к этому законопроекту, президенту прилагалась статистика в рекомендациях 2002-2006 гг, когда уровень и преступности, и всего был совершенно другой. Мы знаем, что сейчас количество преступлений в отношении детей в принципе снизилось, с 2010 года процентов на 20. Я знаю, что есть категория, где сильно выросло насилие - это действия сексуального характера. Но в целом обще число падает.

Елена: Вы совершенно правы. Если говорить о 2000-х годах, уровень преступности был значительно больше, чем сегодня. Я могу привести цифры. Если мы берем статистику с 2009 по 2013 годы, то общее число насильственных преступлений в России снижается. Вот в 2009 году было более 500 тысяч, а в 2013 - менее 400 тысяч преступлений.

Анна: То есть это где-то 15-17%.

Елена: Число насильственных преступных действий в отношении женщин снижается. Если в 2009 году было 222,5 тысячи преступлений, а в 2013 году 165958 преступлений. Снижение происходит постепенно по всем показателям.

Анна: Это все преступления по отношению к женщинам?

Елена: Насильственного характера. Бывают грабежи, разбои - это тоже сюда входит. Кроме того, число насильственных преступлений в отношении несовершеннолетних, если в 2009 году было менее 59 тысяч преступлений, то в 2013 году 44647 преступлений - то есть значительное сокращение более чем на 10 тысяч. Также число малолетних жертв насильственных преступлений выросло с 15 тысяч до почти 20 тысяч. При том, что из этого числа родители совершали всего 5253. Получается один к трем - несемейное насилие в отношении малолетних в три раза выше, чем семейное насилие.

Анна: Семейное насилие растет за счет того, что по-разному трактуется и инкриминируется поведение родителей. Кстати, интересно, эти 14 тысяч женщин, погибающих от рук мужчин...

Елена: У меня, к сожалению, нет с собой такой статистики.

Анна: Я знаю, что количество совершаемых убийств в стране - число, гораздо меньшее, чем 14 тысяч.

Елена: Я не могу сейчас ответить на это вопрос, к сожалению. Могу сказать, что в отношении несовершеннолетних ежегодно в результате преступления погибает около 500 детей. То есть не миллионы, не тысячи, о которых заявляется, а в среднем 500 детей в год.

Анна: На наши 24 миллиона.

Елена: Или 26.

Анна: 500 детей в год погибает в семьях?

Елена: Нет, это общее число.

Анна: Это мы не берем аварии на дорогах?

Елена: Если в результате совершения преступления, то и аварии тоже.

Анна: Это 500 всего?

Елена: Нельзя говорить "всего"…

Анна: Это понятно, что каждая жизнь - это трагедия. Мы говорим о социальном явлении, нам представляют некое социальное катастрофическое явление. Все время идет преамбулой и постулируется, что ежегодно растет количество жертв насилия в семье. И действительно, мы знаем, почему оно растет. Скажем, за последний год, потому что идет криминализация поведения родителей, потому что поведение родителей все больше и больше …

Елена: Подвергается репрессиям.

Анна: За счет этого мы получаем другие цифры статистики. Не так давно им удалось внедриться в этот процесс.

Елена: Но, даже не смотря на все эти усилия, на эту тенденцию, уровень семейного насилия в отношении детей менее 12%. 88% - это несемейное насилие. Если анализировать искреннюю статистику, искреннюю ситуацию в сфере преступности в отношении детей в семьях - по мнению Запада это очень маленькие цифры. У них это более высокие показатели, и они не верят в то, что у нас это объективная, реально существующая цифра. Но почему у нас такая разница? Потому что они уже давно ввели в правовое поле понятие психологического насилия, и за счет этого у них показатели преступности выше.

Анна: Вот эти цифры статистики тех преступлений, которые родители якобы совершали, которые с нашей традиционной точки зрения не являются преступлениями. У них эта цифра тоже все время растет. И они хотят у нас сделать, чтобы у нас эта цифра тоже постоянно росла. Тут они скажут: « Видите? Проблема есть, просто ее недостаточно хорошо выявляли. Поэтому дайте нам побольше бюджетных денег, мы сделаем побольше структур». И получается замкнутый круг.

Елена: Совершенно верно, да. Психологическое насилие у них тоже не является уголовно наказуемым, но наказуемо с точки зрения правовых последствий. А какие последствия изъятия детей?

Анна: Это очень интересный момент. Вообще, чем у нас это может регулироваться? С другой стороны в семейный кодекс будут вносить изменения. Насколько я знаю, сейчас мы даже не можем говорить, что на данный момент есть какое-то устоявшееся семейное законодательство. Сейчас идет целый вал неких законопроектов, плюс будет меняться семейный кодекс, который, как говорят, устарел и т. д. Мы сейчас даже не знаем, за что зацепиться. Я не понимаю, например, чем сейчас может регулироваться психологическое насилие, не имеющее какие-то последствия.

Елена: Наверняка, этот законопроект будет вносить изменения и в КОАПП, например. Возможно, и в УК. Это мне неизвестно, но я предполагаю, что это единственный механизм введения правовой ответственности за это насилие. И одновременно способ уберечь статистическую базу насилия вообще. Это единственный вариант. Некоторые ученые считают, что профилактика семейного насилия у нас действительно плохо осуществляется. Такая проблема существует. У нас существуют проблемы профилактики, но они не должны решаться в рамках какого-то узкого закона, они должны решаться в рамках закона о профилактике, который сейчас разрабатывается. Почему? Потому что, если мы пойдем таким путем, и будем разрабатывать законопроекты, направленные на профилактику семейно-бытового насилия, потом придем к тому, что нам необходимо принять закон о профилактике насилия над домашними животными, насилия в отношении пенсионеров, и т. д.

Анна: Еще и в общественном транспорте.

Елена: Да. Это приведет к путанице. Эти вопросы необходимо решать в рамках большой проблемы. Неужели у нас из всех проблем единственная проблема, которая требует незамедлительного решения - это семейно-бытовое насилие? Нет.

Анна: Зачем же мы говорим о действиях конкретных агентов влияния Запада? Список их не велик и известен. И действительно происходит дробление законодательства, теряется его целостность.

Елена: Чтобы продвинуть те порядки. Получается, что если мы вводим новую категорию семейно-бытового насилия, мы сразу априори предполагаем, что семья - это зона повышенной ответственности и повышенной опасности.

Анна: Конечно, раньше не стеснялись об этом говорить, просто сейчас кругом все говорят о том, как важна семья, нельзя вмешиваться в семью, они сейчас начали менять тон. А раньше откровенно писали: "Семья - зона повышенной опасности".

Елена: Понимаете, получается, что изначально такая постановка вопроса, которая и объясняет принятие этого закона, нарушает права человека.

Анна: У родителей появляется откровенная презумпция невиновности.

Елена: Изначально меня уже как члена семьи делают ответственным или ожидают от меня какого-то правонарушения или насилия, поэтому принимают дополнительные меры, которые кого-то должны защитить от меня.

Анна: На встрече Совета по правам человека говорили, что независимо от того, хотите вы или не хотите, вашего ребенка государство должно защитить.

Елена: Когда я читала текст конвенции о защите женщин и детей от семейного насилия, я обратила внимание на одну интересную деталь. Дух конвенции таков, что, вообще отношение к России не только в конвенции, говорилось о том и в других документах, что Россия - варварская страна фактически, где женщины не имеют права подать заявление в полицию без разрешения мужа. На самом деле меня так это потрясло, я думала, что это было какое-то заблуждение Запада, но они действительно думают о нас таким образом, что мы дикая страна. Но после событий на той же самой Украине, когда информация перевирается, закрываются глаза на очевидные вещи, и люди не владеют информацией и преподносят людям в совсем искаженном виде, я поняла, что это целенаправленная позиция. С точки зрения того, что у нас первобытный строй, и женщина бесправна и без разрешения мужа не может защитить свое право, принятие этого закона логично. Но ведь на самом деле это не так. И мы должны уважать свою страну и отстаивать существующую систему защиты прав, а она есть у нас, она разработана. И любой человек имеет в равной степени объем защиты своих прав независимо от пола, возраста, социального статуса. Поэтому зачем вводить категорию семейно-бытового насилия и принимать законопроект о профилактике?

Анна: Какая-то сверхзадача стоит, наверное, потому что, судя по тому, как упорно пытаются в течение уже двух лет продвинуть, за этим совершенно очевидна какая-то сверхзадача, и мы опять же будем только предполагать какая она.

Елена: У меня еще такой вопрос. Вы представляете, в семейных конфликтах никогда не бывает правый только один, всегда начинают конфликт, даже не помнят кто начал конфликт. Мы можем предположить, если моделировать применение этого закона, что в суды будут обращаться не только одна сторона, но и другая. Получается, каким образом будут выяснять и там и там насилие психологическое - субъективный критерий. Он мне сказал что-то, я ему сказала, и тут кто виноват…

Анна: У нас же принята сейчас концепция развития служб медиации, то есть у нас появляется такой нарост на обществе в виде огромных штатов этих НКО, психологов. Я хорошо отношусь к психологам, но сейчас судя по всему будет раздувание числа этих организаций. Качество квалификацию и т. д. никто контролировать явным образом не сможет. И мы знаем ту же самую Финляндию, где они в своих законах тоже полагаются на то, что русские матери обязательно должны своих детей бить, мучить, истязать - это у них, считай, в законодательстве прописано. Павел Астахов говорит, что он не успел повлиять на этот процесс, предотвратить появление в их законах такой нормы.

Елена: Именно про русских?

Анна: Да, и их министр социального развития в какой-то момент в прошлом-позапрошлом году, когда между Россией и Финляндией шел активный обмен информацией, когда было дело Анастасии Завгородней, Инги Рантала, Салонена, признал, что в социальных службах действительно работают люди малообразованные, часто не имеющие квалификации. И вот это как раз результат, который мы скоро можем иметь. Я обращаюсь в суд, мой муж обращается в суд. Я нуждаюсь в экспертизе, мой муж нуждается в экспертизе. И вот та самая роль этих социальных служб, которые регулируются законом о социальном обслуживании населения. Более того, если наш доход не будет ниже 1,5 МРОТ, еще будем обязаны оплачивать эти социальные услуги. Адвокаты, психологи, эксперты, и т. д.

Елена: Это приведет к обнищанию и просто к истощению нации, истощению нашего народа, потому что и духовное, и нравственное, и финансовое истощение. Сколько же денег будет тратиться для того, чтобы кормить этот штат, мы за все будем платить. А хватит ли сил на рождение детей в этой всей суматохе? Нет, чтобы жить гармонично и радостно в семье, мы должны будем оправдываться, защищаться.

Анна: Это, честно говоря, очень страшно представить.

Елена: Очень страшно представить. Какая мысль у меня родилась, когда я читала законопроект. Увеличение этой статистики и преследование родителей якобы за насилие, там подзатыльники, шлепки по попе - чем оно обусловлено? Почему такое сегодня происходит? Потому что родители сегодня искусственно остались один-на один с проблемой отклоняющегося поведения детей. Того поведения, которое еще не говорит о том, что человек несовершеннолетний преступник и его необходимо поместить в места лишения свободы, в воспитательные колонии. У нас, если верить статистике, только 10% несовершеннолетних преступников из осужденных отбывают наказание в местах лишения свободы. А оправдывают 90% - это применяют меры воспитательного характера, но происходит многочисленное сокращение этих исправительных и воспитательных учреждений закрытого и открытого типа для несовершеннолетних с девиантным поведением. Число их настолько снизилось, что дети, с которыми вообще не справляются, которые должны быть помещены еще не в колонию, но в учреждение закрытого типа получать образование, для дополнительной профилактики, они не могут туда попасть. Шанс для несовершеннолетнего преступника не попасть в колонию - это образовательное учреждение закрытого типа. Есть открытого типа. Их число сократилось. У нас, когда несовершеннолетний, совершивший преступление и которому в качестве наказания избрана мера, не связанная с изоляцией от общества, он остается в этом обществе и никакие

меры профилактики по сути дела в отношении него не применяются. В данном случае, наверное, это нехватка сил на восстановление системы, советской, которая была.

Анна: А никто же его и не стремится восстанавливать, его как раз стремятся разрушить, насколько я понимаю.

Елена: У нас таких больше 90%. То есть из 60 тысяч несовершеннолетних, которые совершают преступления, только чуть более 6 тысяч на 2009 год содержались в воспитательных колониях. А сколько несовершеннолетних, совершающих правонарушения, не являются преступниками вследствие недостижения возраста уголовной ответственности? И все они остаются в обществе, и родители не знают, что делать с такими детьми. Государство в этот момент ничем не помогает родителям, поэтому им приходится с такими сложными детьми справляться такими методами, какими они могут справляться. Вот, пожалуйста, пробел. Родители искусственно доведены до такого состояния и никакой существенной помощи в этом вопросе нет. Вот проблема, которую надо решать.

Анна: А комнаты милиции?

Елена: Есть центры временного содержания несовершеннолетних правонарушителей. А детские комнаты милиции – это, можно сказать, действительно есть.

Анна: Это куда придут, поговорят...

Елена: Это подразделения по делам несовершеннолетних ОВД. Между прочим, в качестве профилактической деятельности фактически единственная мера - это профилактическая беседа. А что еще? Сотрудник - не психолог, у него нет возможности применить в отношении несовершеннолетнего какие-либо психологические программы. Да, и у нас добровольный порядок прохождения этих программ. Даже если ты состоишь на учете, то у тебя спрашивают, согласен ли ты, согласны ли твои родители на то, чтобы ты проходил эту программу. Вот, пожалуйста, еще один пробел.

Анна: А теперь у нас будет новый закон о психологической помощи, который позволяет невзирая на согласие родителей проводить эти кормушки в виде социальных служб, психологических служб работать с ребенком независимо от согласия родителей.

Елена: Вы знаете, что касается категории лиц, нарушивших закон - это совершенно оправданная мера, но эту меру можно ввести не в рамках узкого закона о профилактике семейно-бытового насилия, а в рамках закона о системе профилактики, который сейчас рассматривается. И не акцентировать внимание на сфере семейных отношений, потому что проблема ведь не только в семье - она в обществе, в школе. Выполняется ли у нас в школах функция профилактики отклоняющегося поведения? Насколько она выполняется? Какие еще у нас учреждения и органы занимаются профилактикой правонарушений несовершеннолетних? Должна быть выстроена система заботы о детях-правонарушителях. или тех, кто демонстрирует отклоняющееся поведение на ранней стадии, чтобы удержать его от тюрьмы, от преступлений.

Анна: Наверное, сегодня мы можем сказать, что советская система в настоящий момент доживает последние дни, и у нас создается новая реформированная система защиты прав детей, в том числе несовершеннолетних преступников, все это регулируют национальные стратегии, там все оговорено.

Елена: Но система советская была практически разрушена. То, что осталось - это деятельность субъектов профилактики - она реализуется только частью субъекта, потому что у них прописаны полномочия. Те, у кого в документах, регламентирующих деятельность нет функций профилактики, они ни правонарушениями, ни этим по факту не занимаются. Еще элемент советской системы заключался в активном общественном воздействии на детей, причем бесплатно. Воздействие трудовых коллективов, учебных коллективов, то есть неравнодушное отношение к проблеме каждого ребенка, и за это никто не получал деньги, но система действовала очень активно и успешно. Я помню, у нас в школе, когда я была пионером, у нас была пионерская организация. Наша пионервожатая организовывала подшефную помощь всем детям, которые прогуливали уроки, которые совершали правонарушения, которые были на школьном учете, на учете в комнате милиции. И мы опекали этих детей, они были наши одноклассники, либо младше нас. Мы заходили к ним домой для того, чтобы они шли в школу, мы учили с ними уроки, мы делали все, это система была общественной системой профилактики, и мы делали все, чтобы они не выпали из общества, чтобы они не стали преступниками, чтобы заинтересовать их. Сейчас такое отсутствует и мы знаем, что если ребенок сам не справляется, то он фактически выпадает из общества.

Анна: Да. Все это очень грустно, честно говоря...

Елена: Но мы будем надеяться, что общественное обсуждение законопроекта будет услышано, необходимость его важна. И очень бы хотелось, чтобы всестороннее мнение об этом законопроекте было все-таки проанализировано, было учтено. Потому что принимать этот закон опасно, нецелесообразно и это может повлечь нарушение прав человека, а не защиту, как то позиционируется.

Анна: Безусловно. Мы будем стараться все-таки добиться того, чтобы этот закон был представлен общественности, но скорее всего он поступит на осеннюю сессию в Госдуму, и, наверное, он там появится. Я понимаю, они ожидают, что это будет резонансный закон и вполне возможно, что все резонансные законы мы теперь просто можем не увидеть. Но мы будем стараться.

Елена: Спасибо за внимание. До свидания.

Анна: До свидания.


Поделиться:

Короткая ссылка на новость: https://ivan4.ru/~Sd8nP



 
Текст сообщения*
Перетащите файлы
Ничего не найдено

Загрузить изображение
 


Поддержать РОО «ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЦЕНТР ПО ЗАЩИТЕ ТРАДИЦИОННЫХ СЕМЕЙНЫХ ЦЕННОСТЕЙ «ИВАН ЧАЙ»

Сумма: 

Выберите удобный способ пожертвования: