Коснется ли нас закон о фостерных семьях?Обсуждаем с Т.Шишовой

Элина Жгутова: Здравствуйте. Сегодня у нас в гостях Татьяна Львовна Шишова, член Общественного совета по защите традиционных ценностей при Уполномоченном при Президенте Российской Федерации по правам ребенка, известный общественный деятель, писатель, психолог.

На сегодняшний день у нас повестка дня такая. Депутат Госдумы Ольга Юрьевна Баталина ранее была заместителем председателя думского Комитета по вопросам семьи, женщин и детей, сейчас она возглавила Комитет по социальной политике,с чем мы ее и поздравляем.Вступив в новую должность, Ольга Юрьевна внесла законопроект, который нас не может не коснуться, поскольку мы занимаемся вопросами семейной политики, "О внесении изменений в Семейный Кодекс Российской Федерации и Трудовой Кодекс Российской Федерации в части передачи детей на социальное воспитание". На вопросах такого социального воспитания мы хотели бы сегодня остановиться. Эта тема обсуждалась неоднократно: мы принимали участие в передачах, где поднимались подобные вопросы. Родители за деньги – хорошо ли это? Что такое коммерческое устройство детей в семьи? Что такое патронатная семья, фостерная семья, приемная семья? Какие существуют различия, плюсы, минусы той или иной формы устройства детей-сирот в семью?

Я прочитала пояснительную записку и текст поправок к этому закону, в принципе, мне все показалось здесь достаточно полезным. До сих пор у нас существовало в основном две формы устройства: воспитание сирот на государственной основе, это детские дома, либо усыновление. Было еще опекунство, гостевой режим, но это реже. Усыновление подразумевало, что ребенок принимался в семью как родной, будто он там и родился. Родители так же ходят на работу, заботятся о нем, как о своих кровных детях. Ребенок называет приемных родителей мамой и папой, по достижении 18-летнего возраста так же претендует на наследство, и уже не может претендовать на помощь государства в части предоставления квартир, как предоставляют обычным сиротам. Это такой человеческий подвиг, если можно так выразиться. И государственный институт детских домов, который у нас существует вот уже более 100 лет, со времен Макаренко, Республики ШКИД, когда в 1927 году на улицы было выброшено около 7 миллионов беспризорных – справились, воспитали. Воспитали защитников Отечества, благодаря которым одержали победу над фашизмом, потом построили развитое социалистическое государство. И сейчас у нас много примеров: генералы, известные певцы и музыканты, ученые, вышедшие из детских домов. Теперь этими поправками предлагается учредить принципиально новую форму устройства детей, а именно контрактную. То есть родители за воспитание этих детей будут получать вознаграждение как за труд. Они будут ребенку говорить ласковые слова, кормить, одевать, любить, но все это будет делаться профессионально. Татьяна Львовна, как Вы относитесь к этому?

Татьяна Шишова: Только по пояснительной записке судить сложно. Выглядит все вроде бы благозвучно, но тут есть очень серьезные подводные камни. Вы совершенно правильно заметили, что это какая-то новая форма, которой раньше не было. Были семьи, куда отдавали ребенка, усыновляли его, он становился как родной по всем правам, его и родителей. Были другие формы устройства, отличался размер пособия на детей, которые получали эти опекуны. Родные родители получали вообще какие-то копейки по сравнению с тем, что стали последние годы выплачивать опекунам, приемным родителям и т.д. Вроде бы никто никогда не платил за это зарплату, это действительно шаг к такому профессиональному родительству. Правда, в законопроекте они никогда не называются родителями, а наоборот называются воспитателями. Все это очень похоже на ту систему, которая существует на Западе. Там тоже есть кровные и приемные родители, а есть некая форма, куда дети поступают на какое-то время, но это именно социальные воспитатели или социальные мамы. Они называются по-разному, но, я помню из литературы, что слово "социальный" употребляется. Они получают зарплату, и их отличие еще и в том, что они не выбирают детей, а кого дадут, того и воспитывают. Это фактически наемные работники, как воспитатели в детском саду.

Элина Жгутова: Похоже на такой питомник.

Татьяна Шишова: Да, для передержки детей, грубо говоря. Они не выбирают детей. Кого прислали, того и прислали.

Элина Жгутова: А если не люб, то хочешь не хочешь, все равно? Бывают же такие случаи?

Татьяна Шишова: Конечно. Вот приводят в детский сад ребенка, он может не нравиться воспитателю, но тот должен работать, он работает по договору. И в любой момент, когда орган, который присылает детей, сочтет нужным, он может этого ребенка забрать, расторгнуть трудовой договор по каким-либо причинам, или, предположим, ребенка решат усыновить, или его надо передать в какую-то другую организацию, другому социальному воспитателю и т. д.

Элина Жгутова: А если воспитатель проявил непрофессионализм и привязался к ребенку? Выбрасывать все равно?

Татьяна Шишова: Насколько мне известно, от этих воспитателей как раз требуют отсутствия привязанности к ребенку, чтобы не было лишних проблем.

Элина Жгутова: Мне неприличная ассоциация в голову пришла. Вы догадываетесь какая? Что нельзя влюбляться в клиента.

Татьяна Шишова: Я читала одну книгу под названием "Разрисованная мама", которая очень сильно дискредитирует вообще родителей, матерей.

Элина Жгутова: А кто автор?

Татьяна Шишова: Это английский автор. Не помню сейчас имени. Уилис, Уилкинс – как-то так. Называется "Разрисованная мама", думаю, в интернете можно найти. Эта книга для подростков, несколько лет назад она была признана лучшей детской книгой в Англии. Все матери, которые есть в ней, и мать главной героини, и матери второстепенных героев – все изображены весьма неблагополучными. Либо социально, либо психологически. Там нет какой-нибудь хорошей идеальной мамы. А мать главных героинь, вся в татуировках, отсюда название "Разрисованная мама", не работает, весьма асоциальная особа, в конце вообще попадает в психиатрическую больницу. В результате одна из этих девочек отправляется к отцу, а вторую изымают и отправляют к женщине, которая единственная в этой книге изображена как идеальная, но только это не мама, это именно что-то типа социального воспитателя. Привезли к этой женщине героиню, а ребятишки у нее в основном поменьше, она с ней взаимодействует, покормила, уложила спать. Судьба этой девочки открыта, непонятно, что будет дальше, но понятно, что это временное пребывание.

Судя по всему, этот законопроект – шаг к введению подобной системы. Пока не очень понятно, вроде бы опекуны могут быть социальными воспитателями, а, может быть, они заключают договор. Тут некая неясность, но понятно, что это шаг в направлении к этой системе. В пояснительной записке есть очень интересный момент о том, что кровные родственники не могут быть социальными воспитателями. Спрашивается, почему?

Элина Жгутова: А зачем кровным родственникам деньги платить? Они же и так будут воспитывать. Пусть усыновляют.

Татьяна Шишова: Вот, почему бы им тогда тоже не помочь? Странно. Почему кровные родственники должны быть дискриминированы? с одной стороны. То есть уже явно прослеживается, что это дети, которые попадают не к кровным родственникам, а к неким воспитателям. Есть другой вопрос. А кто будет этих детей передавать? Тут не написано "детский дом", написано очень обтекаемо: "организация для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей". Абсолютно непонятно, что это такое. И эта организация будет заключать трудовой договор с социальным воспитателем. Вполне возможно, планируется такая западная система, где существуют частные детские дома, частные организации, которые владеют отнятыми у родителей детьми и нанимают социальных воспитателей. Может, они называются фостерными родителями. Это неважно. Важен смысл. Мы еще по привычке думаем, что это будет некая государственная структура, государственный детский дом,

соответственно, государственный контроль. И вот детский дом будет брать на работу этих воспитателей, дети будут жить не в детском доме, а в какой-то квартире, а в реальности все может быть совершенно по-другому.

Элина Жгутова: Насколько я помню, еще когда в далеком прошлом обсуждался этот законопроект и эти поправки, речь шла о том, что даже индивидуальный частный предприниматель может быть таким воспитателем и критериев для признания его добропорядочности было не очень много. Отсутствие судимостей и примерно все.

Татьяна Шишова: И, кроме того, тут есть еще такой момент. У нас вошло уже в сознание, что детский дом – это всегда плохо, а семья – это всегда хорошо. Большинство людей это не оспаривают. Но на самом деле, это очередной миф.

Элина Жгутова: Вопрос: какой детский дом и какая семья.

Татьяна Шишова: Есть очень интересные исследования, отечественные и зарубежные, которые говорят о том, что когда совсем маленькие дети живут в детском доме, хотя у них там нет мамы, папы, они могут быть не привязаны так к воспитателям, как к родителям, но у них все равно в нормальных условиях возникает ощущение некоей большой семьи. То есть они часто привязываются к детям своего окружения и возраста. Эти исследования показали, что по уровню сплоченности, заботы друг о друге, доброжелательности дети в детском доме показывают более высокие показатели, чем дети в детском саду того же возраста.

Элина Жгутова: Я думаю, что показатель самоотверженности воспитателя в детском доме и в детском саду тоже будет в сторону детских домов.

Татьяна Шишова: Понятно, почему такая разница. У детей из детского дома такая расширенная семья: дети, воспитатели. А у детей, которые ходят в детские сады, есть свои родители, своя семья, поэтому, естественно, что дети из детского сада не включают всех в категорию своей семьи. А тут мы имеем вообще какую-то совершенно новую и непонятную систему, потому что это не родители, это некие социальные воспитатели, которые выполняют функцию воспитателей. Но поскольку по трудовому договору сегодня одного дали, потом его забрали, потом дали другого, то есть там коллектив не образуется, эти дети по-настоящему не будут привязаны ни к чему и ни к кому.

В силу своей специальности переводчика художественной литературы я довольно много читала книг, в том числе на английском языке, в том числе детективов, и когда-то сама переводила часть из них. Очень частый мотив звучит в детективной литературе, когда описывается личность преступника, что он социальный сирота, который воспитывался в такой фостерной системе. Его передавали из одной семьи в другую, и в конечном итоге он очень быстро возненавидел всех вокруг: и своих сверстников, и своих воспитателей.

Элина Жгутова: То есть криминальный мотив забегает вперед.

Татьяна Шишова: Поэтому мне кажется, что в этой инициативе очень много подводных камней, и надо очень серьезно подумать.

Элина Жгутова: Моральный аспект остался за рамками законопроекта. Охвачены экономическая часть, какие-то удобства социального устройства, а мораль за рамками осталась, как будто получается, о ней никто и не думает вообще?

Татьяна Шишова: Одной женщина, которая работает в одном из столичных детских домов, рассказывала, что детей сейчас буквально пачками забирают оттуда, она очень озабочена перспективами. Когда был вопрос, а куда, кто забирает, она сказала, что не знает.

Элина Жгутова: А ведь нам с Вами очень интересно куда.

Татьяна Шишова: Совсем недавно взяли пятерых подростков в одну семью, очень трудных подростков. Я спросила: "А это не сектанты?" Кто возьмет пятерых трудных подростков? Может, из них боевиков будут срочно формировать?

Элина Жгутова: У нас в гостях был сектовед Виктор Елкин, помощник Татьяны Жданок, сопредседатель Латвийского комитета по борьбе с тоталитарными сектами. Мы с ним обсуждали вопрос, что сирота является идеальным адептом любой тоталитарной секты. У него нет ни корней, ни собственного мировоззрения – вот, пожалуйста, бери и усыновляй. На сегодняшний день у нас есть данные, что в некоторых регионах до 70% детей из детских домов, которые усыновляется тоталитарными сектами.

Татьяна Шишова: И в Москве сейчас идет такой эксперимент. Может быть, это закон, который будет подводить законодательную базу под этот эксперимент, может, это что-то параллельное, смежное. Детей отдают воспитателю, уже звучит такое слово, не мама, а воспитатель, который получает деньги за свою работу, под это дело дают квартиру. Представляете, квартиру в Москве. Это очень серьезный такой стимул, тут уже люди необязательно будут из-за любви к детям, потому что именно этого ребенка захотелось взять, у них другая несколько цель. Такая форма только-только появилась, она обкатывается. И мне рассказывали, что у одной воспитательницы 7 или 8 детей разного возраста. Необязательно они все братья и сестры, это, в том числе, чужие друг другу дети. Вот, она одна, и там есть ночная воспитательница, которая приходит. И все это в условиях квартиры. Но вот спросим, у нас вообще много людей имеют 7-8 своих детей?

Элина Жгутова: Очень мало.

Татьяна Шишова: Очень мало. Из тех, кто имеет, у нас много женщин-одиночек, которые сами ухаживают за 7-8 детьми?

Элина Жгутова: Ну, все, это социальный аут, понятно.

Татьяна Шишова: Даже если они только этим занимаются, это все равно невероятно сложно, особенно в условиях такого города как Москва. Одного туда отвези, другого сюда отвези, и т. д.

Элина Жгутова: У нас есть семья, они получают совокупность пособий на такое количество детей 20 тысяч в месяц.

Татьяна Шишова: Даже если это будет лучше оплачиваться, все равно это большая нагрузка. И очень трудно выстроить жизнь так даже будучи профессиональным воспитателем, потому что это не просто какое-то время с детьми побыть, как воспитатель в детском саду, и то, он там не один. Там все равно есть еще нянечки, воспитатели меняются, там налаженный быт, поварихи, музыкальные работники – и все это в одном месте, не нужно разных детей в разные места возить. С другой стороны, когда много детей в условиях детского дома, там же и достаточное число взрослых, поэтому контроль над тем, что происходит между взрослыми и детьми, между детьми гораздо легче осуществляется, и гораздо труднее утаить, если что-то происходит плохое, и то бывает. А так это квартира, это фактически люди живут изолированно, кто-то может иногда приходит, курирует. Там же может и дедовщина процветать, и что угодно.

Элина Жгутова: И процветает, что и говорить. Вот мы знаем про Италию, про Германию, про Америку.

Татьяна Шишова: В таких семьях процветает физическое, сексуальное насилие и т. д. И это не значит, что именно воспитатель будет этих детей избивать или что-то с ними делать. Вполне возможно, что дети между собой начнут безобразничать, а воспитатель будет бояться, что станет известно, начнут говорить, что он плохой воспитатель, он лишится той же зарплаты, той же квартиры и т. д.

Элина Жгутова: В Балашихе, помните, был случай, когда Таню приемную, ее же там избили? То есть родная дочь избила приемную, точнее не приемную, а ее тоже так поместили на воспитание.

Татьяна Шишова: Да, но там было не 7-8 детей. Там были родная дочка и эта девочка, отобранная у мамы, которая билась потом за то, чтобы ее вернуть. Слава Богу, ее вернули. Там

не было оснований вообще отнимать ребенка. Это была очень жестокая история по отношению к Тане и ее маме. Родная девочка не только избивала, она еще издевалась и унижала эту приемную девочку, и все было шито-крыто до поры до времени.

Еще один мальчик-инвалид, тоже приемный. Там было, насколько я помню, трое детей. Так что, мне кажется, что это только выглядит так гуманистично. Очень многие западные инициативы, проекты и идеи выглядят всегда красиво, все подернуто розовым флером, а когда начинаешь уже близко рассматривать, там уже не все так розово и красиво. Очень сомнительный тут есть момент.

Элина Жгутова: Сейчас по многим каналам, пока мы беседуем, идет одновременно несколько фильмов. По НТВ идет "Маленькие заложники большой политики", по Первому каналу идет передача об ужасах норвежско-скандинавских приемных семей, когда родители не успевают и глазом моргнуть, а ребенок уже в приемной семье, даже при наличии второго (родителя). Сейчас отобрали ребенка у русской женщины, был норвежский отец, но ему не передали, отправили в приемную семью. Это что же за такой процесс, который настолько выгоден людям, что они просто со скоростью выпекания горячих пирожков все это делают?

Татьяна Шишова: Сейчас все больше и больше появляется информации, что этот бизнес на детях на самом деле делают транснациональные корпорации, что это все не сугубо норвежское или шведское, а что и финансовые потоки крутятся над национальными структурами, и решения принимаются, видимо, совсем в других местах. Обратите внимание, когда вводили институт уполномоченного по правам ребенка, то по тем законопроектам, которые были, этот уполномоченный по правам ребенка никому не подчинялся внутри страны. Мы об этом с Ириной Яковлевной писали. Это сейчас у нас сделали, что Уполномоченный по правам ребенка при президенте, а в других странах не так. Там замыкается это на национальную структуру, там есть другой орган, международный. Есть силы и в нашей стране, которые не довольны тем, что уполномоченный по правам ребенка при президенте.

Элина Жгутова: И вы знаете, я недавно слышала ровно такие разговоры, что нужно ввести институт уполномоченных, который не зависит ни от кого.

Татьяна Шишова: Конечно, потому что они должны зависеть от наднациональной структуры. Это вообще такие глобалистские схемы, где и финансами уж не распоряжаются, то есть это отсутствие суверенитета, и гражданами своими, подданных практически нет.

Элина Жгутова: Я уже слышу гул, когда все скажут: "Ну, опять о мировом заговоре!"

Татьяна Шишова: Могут говорить, что угодно, но это же факты. Мы же обсуждаем факты. Сейчас сколько фактов, когда люди, имея гражданство одной страны, приезжают на территорию другой страны, и там у них могут отнять детей. Отнять детей, куда-то поместить – в другие семьи, не семьи – не понятно что. Получается, что даже для граждан других стран в каких-то странах уже нет никакой защиты.

Элина Жгутова: Схема такая. Транснациональные корпорации обкрадывают чей-то госбюджет, отнимая их детей. Это вообще сказка какая-то для транснациональных корпораций. Деньги из воздуха, они крутятся внутри, только снимается казна, так сказать.

Татьяна Шишова: Они рассматривают уже, видимо, в идеале весь мир как свою вотчину, и детей, как некие объекты собственности, которыми они могут распоряжаться.

Элина Жгутова: То есть только запусти на коммерческие рельсы. У нас же все, что запускается на коммерческие рельсы, тут же все подхватывается талантливыми коммерсантами и все это выводится в чисто коммерческую схему. То есть прибыль предприятия – это доход минус расход. Задача какая? Сократить расходы. Как Саша Бергсет рассказывал, как его кормили 2 раза в день в приемной семье кашей, по-моему, или что там, чипсами. И увеличить доход. А доход мы будем увеличивать за счет поступивших клиентов-детей. Когда кончатся клиенты детских домов, пойдем по семьям. Откуда такая скорость передачи любого ребенка в этот приемник-питомник.

Татьяна Шишова: Конечно, отсюда все эти законы о социальном патронате.

Элина Жгутова: Это же просто по закону рынка.

Татьяна Шишова: Да, обо всех там психологических насилиях, о насилии в семье, то есть создать законные основания для того, чтобы при необходимости расширить рынок этих детей.

Элина Жгутова: Я только не очень понимаю, у нас сейчас люди вокруг говорят, как кроят социальную сферу. Кроят как новый бюджет, то есть урезают до 30% в каких-то сферах, в социальной, например. Откуда же деньги будем брать на это все? Тут же серьезная часть бюджета. Значит, наблюдатель за финансами государства должен быть в доле, иначе нельзя урезать социальный бюджет в одном месте, извините, здравоохранения и образования. А в сфере социальной опеки его почему-то увеличивают. Как это так?

Татьяна Шишова: Я думаю, что с этим надо еще разбираться. Я сама не экономист, поэтому, возможно, тут надо спрашивать людей, которые больше понимают в этой области. Но вот, уже появились публикации, которые говорят о том, что, например, рынком детей в Норвегии ведает одна из таких структур, называется "Bank of America". То есть "Банк Америки". При чем они здесь, казалось бы? Вот это как раз пример, и если я не ошибаюсь, указывался фонд Валленберга.

Элина Жгутова: Совершенно верно.

Татьяна Шишова: Казалось бы, при чем здесь это? Значит, есть какие-то схемы, которые позволяют. И я очень боюсь, что когда такая система у нас появится, ее сейчас пытаются протащить, конечно, скрывая от народа и к чему это приведет, и подоплеку, то вполне возможно, что там появятся такие финансовые схемы.

Элина Жгутова: Я помню, когда ввели закон Димы Яковлева, депутатам кидали такие упреки, что раз ввели, подписали закон, будьте добры, усыновите сироту. Отвечайте за процесс. Я тогда задумалась, почему у нас так много говорят о сиротах, потому что вспомните советские времена. Я помню, у нас в городе был один детский дом, город был небольшой. Мы раз в год отвозили туда игрушки какие-то мои старые, когда был урожай яблок, мы отвозили туда яблоки, и, в принципе, все. И еще в пионерских лагерях мы встречали детдомовских детей, и мы не говорили о сиротах так много, потому что они были под надежной защитой государства, и мы не переживали особенно. Сейчас о сиротах не говорит только ленивый. Утюг включи – и там про сирот. Почему? Да еще и в нашу эру коммерциализации. Значит это какие-то связанные процессы?

Татьяна Шишова: Конечно. Я уж не говорю о том, что в советское время детей не отнимали вот так, непонятно за что. Вообще, это понятие "социальные сироты" начали муссировать уже после развала СССР, когда начали разваливать систему. Вот тогда говорили про социальных сирот, о брошенных детях, о том, что бросают алкоголики и т. д. Но сейчас, столкнувшись вплотную с этой системой, и на Западе, и здесь, мы видим, что у очень многих людей просто отнимают детей, придравшись к тому, к сему, вместо того, чтобы им помочь. Детей отбирают, а вовсе не люди их бросают. Некоторым потом удается найти какую-то помощь, поддержку, они все-таки стараются своих детей забрать, и то им не всегда отдают. В пояснительной записке еще приводятся цифры, сколько у нас социальных сирот. А вообще, было бы интересно провести расследование не по документам, потому что в документах, конечно, будут написаны всякие ужасы, в каких ужасных условиях содержался ребенок и т. д. А в реальности, что называется, на местах разобраться. Ведь очень много случаев, когда в документах одно, а в реальности в семье были какие-то проблемы.

Элина Жгутова: У нас там вообще все хитро.

Татьяна Шишова: Проблем вообще в семье нет, просто приехали и забрали.

Элина Жгутова: У нас же еще по актам безнадзорности забирают детей, которых родители держат за руку. Там разобраться очень тяжело.

Татьяна Шишова: Да, я тоже знаю такие случаи. Забирают из дома, а пишут, что нашли на улице. Поэтому, вот из этого миллиона детей, сколько реально плохих родителей?

Элина Жгутова: А угроза жизни и здоровью? У ребенка куртка не того размера – угроза жизни и здоровью, это тоже понятно. А мне интересно получить статистику распределения детей из этих детских домов. Вот они разобрались с этим "Россия без сирот", они смели с лица земли все детские дома, несмотря на слезные письма, петиции, демонстрации. 39-й детский дом идеальный, так далеко находится, а находится он в Зеленограде, вообще в черте Москвы, что его нужно расформировать обязательно. А куда эти дети поступают? Мы как общественные наблюдатели, если можно так выразиться, интересуемся, куда поступают дети. Расскажите нам, вот такая-то семья, столько-то детей. Она какая? Приемная, фостерная? Интересна структура распределения этих детей теперь. Мы были спокойны за них, пока они жили в детском доме, а теперь нам интересно, что с ними, где их судьбы. Расскажите нам, пожалуйста, мы хотим увидеть эту картину.

А потом, мне кажется, что здесь присутствует некий искусственный материальный стимулятор. В любом обществе, в зависимости от его традиций, нравственных устоев, экономического благополучия, существует некая часть людей, которые действительно готовы взять ребенка на воспитание как родного. Пусть их будет, условно говоря, 2%, потому что, конечно, и балериной не может быть любой человек. Вот существует в любом обществе такое естественное распределение. Теперь у нас все общество уже,что могло  усыновило, а дети еще остались. Куда нам их деть? А теперь мы вот эту часть будем искусственно расширять, стимулируя финансово.

Татьяна Шишова: Квартирами.

Элина Жгутова: Да, а кого мы сюда простимулируем финансово? Ту часть людей, которая вообще и не собиралась никого усыновлять никогда в жизни, а вот за деньги – да. И что же это там за воспитание? Это же не те люди, у которых призвание, дар божий или которые призваны душой и сердцем. Это уже другие люди, это люди коммерсанты в какой-то степени. Они посчитали, что теперь для них это выгодно.

Татьяна Шишова: Да, и я очень боюсь, что эта система простраивается в расчете на то, что все-таки, рано или поздно удастся обойти или просто снять, как они требуют, запрет на международное усыновление. Но тем более, что это не запрет, а так, не пойми что, мораторий какой-то, да и не везде.

Элина Жгутова: Логистическая сложность назовем ее. Мы понимаем, что сейчас в Читинской области сидят испанцы в очереди  на усыновление. Они что делают в стране, в которой 50% безработицы? Они что, приехали пополнять безработными свою страну? Понятное дело, что это транзитники, то есть они берут детей в Забайкалье, привозят их к себе в Испанию, переоформляют документы, и дальше поехали. Куда там запретили? В Америку? Значит в Америку. Куда еще? Во Францию? Значит во Францию. Проблем нет никаких. Давайте так и говорить, что созданы логистические сложности, не более того.

Татьяна Шишова: Да, и международные структуры, типа комитеты по правам ребенка при ООН, они же требуют от нас, чтобы мы отменили закон Димы Яковлева. И вот, в надежде на то, что это будет рано или поздно отменено, мало ли что в России произойдет, сейчас простраивается эта система. А потом, если опять все шлюзы откроются, так сказать, пылесос будет работать, и там уже ищи-свищи.

Элина Жгутова: А работу пылесоса мы сейчас можем включить и понаблюдать, например, по Первому каналу. Норвежский пылесос, шведский пылесос, финский пылесос прекрасно работают.

Татьяна Шишова: И все будет в рамках закона, все это и есть беззаконие в законе, о котором нас когда-то давным-давно предупреждали.

Элина Жгутова: На этой мажорной ноте, я считаю, мы и закончим сегодняшнюю беседу. Спасибо большое, всего доброго. Спасибо Вам, Татьяна Львовна. До свидания.